Влажные ресницы вздрогнули и живые стеклянные глаза открылись. Лес... Разорванная холодным отточенным металлом в груди алела, пульсируя и отдаваясь в каждой клеточке тела невыносимой болью, зияющая рана. Когда-то жившее надеждами и мечтами сердце…валялось мусором в бордовой измятой траве. Палач ушел довольный собой, оставив на пне, словно на разделочной доске лишь яркие брызги её горячей крови. Кукла… От неё осталась лишь кукла.
* * * Развалины былых надежд… Есть здесь кто-нибудь живой? За серыми бесформенными домами не видно небо… Заглядывает ли сюда солнце? Непослушные, словно чужие ватные ноги брели по пустынным улицам, спотыкаясь и равнодушно обходя стороной препятствия. Широко открытые стеклянные глаза смотрели вперед без чувств и эмоций, без слез и без будущего. Но вдруг она заметила его. Сидя на железобетонном обломке какого-то неуклюжего здания, он увлеченно что-то писал в своей записной книжке. Он был занят и вовсе не замечал никого. Да и кого было ему замечать? Ведь сейчас он был в мире одиночества, мире разрушенного прошлого и не застроенного будущего. Просто, без долгих прелюдий и знакомств она подошла к нему и присела рядом. - Что ты пишешь? – её бесцветный голос еле слышно нарушил тишину. - Пишу свою жизнь, - ответил он, поднимая на неё полные печали глаза. - Больно? - выдохнула она тихо, и взяла его руку в свою. Он промолчал и только внимательнее заглянул в её глаза… пустые глаза. - Ты тортики любишь? – совершенно ни к месту вдруг спросила она и попыталась улыбнуться. - Ну а кто же их не любит? – он положил ручку на блокнот. Беседа с этой девушкой показалась ему занятной. - На всех тортика не хватит, - вдруг невесело усмехнулась она своим мыслям. Он не понял, о чем она говорит, но кивнул. Странная незнакомка. И что она делает здесь… в его мире? А потом они говорили… долго и обо всем на свете. Он открывался ей, а она неторопливо и осторожно открывалась ему. Боль… свою боль он писал сам, проводя, словно лезвием строку за строкой по не успевающим затянуться ранам. Зачем? Да просто он хотел чувствовать себя живым в мертвом для него мире. Она не искала его здесь, но этот человек сразу понравился ей. Вдруг захотелось его просто обнять… обнять и сидеть вот так вот молча возле его записной книжки, лежащей сейчас на его коленях. - Ты знаешь,… а я кукла… - еле слышно после долгой паузы вдруг произнесла она и, расстегнув верхние пуговички на платье, показала ему открытую кровоточащую рану. Сердца не было. Он с ужасом посмотрел в её глаза. В них он увидел пенёк с не засохшей пока на нем огненно-алой теплой кровью, - А хочешь, я буду любить тебя… как кукла? Она отвернулась, и он не видел, как в уголках её глаз появились прозрачные слезинки. Странно. А ведь она думала, что уже не сможет никогда плакать… Возможно в этот миг в её белой опустевшей груди появилось маленькое зернышко нового сердца? - Да, хочу, - ответил он. И в эту минуту мир вокруг них начал меняться. Обнявшись, они брели по пустым разрушенным улицам и с каждым их шагом, с каждым поцелуем и жадным взглядом разрушенный город превращался в цветущий, полный звуков и запахов сад. Ароматы его пьянили, и не было дерева, под которым бы их губы не встретились в жарких объятиях; не было скамейки, которая бы не знала, как пылко он желал её, и как страстно и отчаянно отдавала она ему себя… всю себя. Мир ожил и одновременно перестал для них существовать. Только он и она… Чувствовать… Растущее с каждым днем из оброненного им зернышка сердце начинало чувствовать и трепетало при каждом его прикосновении, при каждом его слове… В её глазах появился смысл. Она хотела его любить. Сама не замечая и не задумываясь об этом, она уже любила его и ждала… как она ждала его любви! И тогда он сказал ей: - Но мы же свободны? Ты можешь жить своей жизнью, а я своей. То, что мы вместе ничего не значит. Мы свободны. Кукла… - Да, конечно, - тихо ответила она и ушла. Он не видел её слез и не слышал молчаливого рыдания, рвущего наизнанку всё её существо. Куклы плачут беззвучно. Да, он так и не понял, чего стоил ей тогда такой простой ответ. Она вышла прогуляться на улицу одна... впервые с момента их случайной встречи. Осторожно опустившись на лавочку под его окнами, она думала о том, что и правда не нужна ему; о том, что ничего хорошего она ему дать не может… только себя и своё маленькое, растущее с каждой минутой сердце. Как же оно болело сейчас! «Он правильно всё решил. Я не принесу ему того счастья, что он заслуживает», - думала она, пытаясь, смело заглянуть в неутешительные глазные ямы реальности. - Ты не нужна ему, - вдруг раздалось совсем рядом и девушка недоуменно обернулась. Она и не заметила, что проходящий мимо мужчина довольно давно уже сидел рядом с ней на скамье. Сколько же времени он наблюдал за ней? В глазах мужчины было что-то… Понимание что ли... Он смотрел на девушку с сочувствием и пониманием. Да, он очень хотел быть на месте того, о ком думала она. - Ты не нужна ему, - повторил мужчина как ножом по горлу, - Посмотри. Мужчина указал кивком головы на окна, за которыми она ещё совсем недавно горела и плавилась свечой в объятиях милого друга. Она не хотела смотреть, она не хотела видеть, но… за окном он был с другой. «Но мы же свободны…» - сердце заледенело и стало рассыпаться холодной крошкой. - Ты не нужна ему – словно заклинание повторил мужчина и обнял её дрожащие плечи, - Ты нужна мне… Окно с обнимающимися за ним силуэтами растеклось, словно залитая водой акварель. Она уже не видела ничего. Соленая влага потопила её глаза, тело отказывалось дышать и мыслить. Мужчина тут же взял её такой… ничего не видящей и слабой куклой…
Он долго не отпускал её. С утра и до ночи он повторял ей, что любит, что она нужна ему как воздух и что другого Солнца ему не нужно. Он настойчиво взращивал, посеянное другим зерно её возрождающегося сердца. Он любил её. Но что сейчас уже вспоминать? Глупенькая куколка, мечтавшая стать бабочкой и летать среди облаков… Вместо крыльев она получила жесткий кокон... Каждый любит по-своему. Но и тогда она украдкой прибегала к дому с уже зашторенными окнами, и пыталась рассмотреть в них как там её милый друг. Занавески с бойкими алыми сердечками волновались от легкого ветерка, давая ей ясно понять, что он счастлив. Он забыл о ней. Другая навсегда заняла её место… беззаботная, живая… и у неё было сердце. «Он счастлив», - думала девушка и молча брела прочь, изо всех сил заставляя себя радоваться. Несколько раз было такое, что тяжелое и удушающее отчаянье накатывалось на неё, сбивая с ног. Тогда она прибегала к его окну и надрывисто кричала, зовя его. Выросшее, наконец, её собственное сердце рвалось из клетки и отчаянно рыдало. Он всегда отвечал ей. Выглядывая из окна, он улыбался, обнимая за талию другую. Он жизнерадостно махал ей рукой; вежливо расспрашивал её о том, как ей живется и что нового. Давиться слезами и быть счастливой за них… Что ей ещё оставалось делать? Но упрямая кровь, пульсируя, разносила по всем клеткам её измученного от нескончаемой боли тела мысль: «Все что сейчас происходит – сон. Я скоро проснусь…»
А тот, кто любил её, продолжал повторять день ото дня: - Ты нужна мне... Я люблю тебя… Это была правда, и она ему верила. Фундамент их здания он построил отменный, но дальше… Когда её слабое тело билось в конвульсиях приближавшейся смерти надежд, она из последних сил ползла к дорогим ей окнам, туда, где за веселыми занавесками раздавался счастливый смех…
* * * Развалины былых надежд… Есть здесь кто-нибудь живой? За серыми бесформенными домами не видно небо… Заглядывает ли сюда солнце? Непослушные, словно чужие ватные ноги брели по пустынным улицам, спотыкаясь и равнодушно обходя стороной препятствия. Широко открытые стеклянные глаза смотрели вперед без чувств и эмоций, без слез и без будущего. Но вдруг он заметил её. Сидя на железобетонном обломке какого-то неуклюжего здания, она увлеченно что-то писала в своей записной книжке. «Будь счастлив и отпусти меня. Я уже не кукла. Во мне бьется живое горячее сердце. Я хочу любить и быть любимой», - строчки ложились на бумагу ровными уверенными рядами. Она была занята и вовсе не замечала никого. Да и кого было ей замечать? Ведь сейчас она была в мире одиночества, мире разрушенного прошлого и не застроенного будущего. Просто, без долгих прелюдий и знакомств он подошел к ней и присел рядом. - Что ты пишешь? – его бесцветный голос еле слышно нарушил тишину. - Пишу свою жизнь, - ответила она, поднимая на него полные печали глаза. - Больно? - выдохнул он тихо, и взял её руку в свою. Она промолчала и только внимательнее заглянула в его глаза… пустые глаза. - Ты тортики любишь? – совершенно ни к месту вдруг спросил он и попытался улыбнуться. - Ну а кто же их не любит? – она положила ручку на блокнот. Беседа с этим парнем показалась ей занятной. - На всех тортика не хватит, - вдруг невесело усмехнулся он своим мыслям. Она поняла, о чем он говорит, и кивнула. Странный незнакомец. И что он делает здесь… в её мире? А потом они говорили… долго и обо всем на свете. Он открывался ей, а она неторопливо и осторожно открывалась ему. Боль… свою боль она писала сама, проводя, словно лезвием строку за строкой по не успевающим затянуться ранам. Зачем? Да просто она хотела чувствовать себя живой в мертвом для неё мире. Он не искал её здесь, но она сразу понравилась ему. Вдруг захотелось её просто обнять… обнять и сидеть вот так вот молча возле её записной книжки, лежащей сейчас на её коленках. Вести бесконечные беседы под черепичной крышей и тихонько подпевать ритмичной мелодии осеннего дождя. - Ты знаешь… а я кукла… - еле слышно после долгой паузы вдруг произнес он и, расстегнув верхние пуговицы на рубашке показал ей открытую кровоточащую рану. Сердца не было. Она с ужасом посмотрела в его глаза. В их глубине она увидела пенёк с не засохшей пока на нем огненно-алой теплой кровью, - А хочешь, я буду любить тебя… как кукла? Он отвернулся, и она не видела, как в уголках его глаз появились прозрачные слезинки. Странно. А ведь он думал, что уже не сможет никогда плакать… Возможно в этот миг в его белой опустевшей груди появилось маленькое зернышко нового сердца? - Нет, не хочу, - ответила она. Голос её дрогнул. В душе что-то проклюнулось несмелым, но сильным ростком. - Тогда давай писать стихи, - улыбнулся он и крепче сжал её тонкую прохладную руку в своей руке. И в эту минуту мир вокруг них начал меняться.